Рассказ "Шахматный турнир" от Виктора на конкурс рассказов "Мои Победы"
За последние двадцать пять лет из-за нехватки времени я не участвовал ни в одном серьезном шахматном турнире, и меня уже забыли как шахматиста. Иногда я и участвовал в блиц турнирах или быстрых шахматах, но это был не мой конек.
И на этот раз я пришел в шахматный клуб поблицевать. Как положено, зарегистрировался, «прожеребился» и начал играть в первом туре. На первых же минутах у меня вызвало подозрение, что соперник «думает как слон» и не боится проигрыша по времени, но когда я взглянул на часы, то был удивлен тем, что на них был установлен контроль времени, равный полутора часам, а так как часы были электронные, то на каждый ход добавлялось еще по 40 секунд. А это означало, что если играть по два тура в неделю, то турнир продлится около двух месяцев. Я таким временем не располагал, даже если пропускать некоторые тренировки по бильярду и настольному теннису.
Тогда я решил сняться с соревнований, о чем и сообщил главному судье и организатору. Но тот возмутился, что из-за меня теперь надо перекраивать весь график соревнований. Чтобы не подводить других, мне пришлось остаться в турнире. А так как из-за тренировок по другим видам спорта и предстоящих юбилеев я должен был пропустить, как минимум, две игры, то и бороться за призовые места мне не было смысла. И я решил для себя избрать следующую тактику: при игре с перворазрядниками — блицевать, сохраняя часть вечера свободным, а с кандидатами в мастера, которых было ровно половина участников, играть в полную силу. А для этого я с помощью интернета освежил в памяти дебютные начала.
И план мой стал сбываться на все сто процентов: я проигрывал «слабым» игрокам, а у претендентов на призы отбирал очки. Но и этого мне показалось мало. Видя, как переживают проигравшие, я стал предлагать очередному кандидату в призеры в проигрышной для него позиции — ничью. Интересно было наблюдать, как менялось лицо обреченного на поражение игрока. Это, наверное, можно было сравнить с помилованием преступника, приговоренного к смерти или длительному сроку заключения.
Около моего игрового столика всегда толпились участники турнира, наблюдая за моими «экспериментами». И тогда главный судья мне сделал замечание, что я своими выходками порчу объективную картину турнирной таблицы. Я внял этим требованиям и до последнего тура уже не проводил подобные опыты.
Но перед последним туром возникла интересная ситуация: двое призеров уже определились досрочно, а вот третий призер выявлялся только по результатам моей игры: при моем проигрыше им становился один игрок, при выигрыше — другой, при ничьей — третий.
Доведя партию до выигрышной позиции, я за ненадобностью перестал записывать ходы партии. Соперник, не желая расставаться с призовым местом, не выдержал и, пригласив судью, потребовал от меня восстановить аннотацию партии, при этом пряча свои записи, чтобы я не подсмотрел. Судья поддержал его, объяснив, что прекращать запись допускается только в цейтноте, когда на это уже нет времени, а у меня его было «вагон и маленькая тележка». Я нарочито, будто вспоминая ходы, долго на своем времени восстанавливал пропущенную аннотацию, исподтишка наблюдая, как мой соперник мучается, лихорадочно перебирая все варианты продолжения и ища спасительную лазейку от мата. Но чуда не произошло.
Уже после турнира один из призеров пояснял неудачную игру кандидатов в мастера против меня: «Сложна логика непрофессионала, да и дебютные начала, которые ты против нас применял, для нас были малоизученными». «А для меня те дебютные начала, которые вы применяете последние тридцать лет друг против друга, хорошо изучены», — пошутил я.
Виктор
